35. Моя добрая весть

Моя жизнь, как одного из вас и среди вас, была предназначена не кровь пролить и вам оставить такую весть, что я ваши грехи искупил своей кровью. Это было бы большой ложью. Такая моя весть не имеет ничего общего с любовью и милосердием Творца, Всеобщего Отца. Такая весть очень жестока для всех ваших поколений, которые её постоянно передают с одного поколения в другое.

Я действительно тот Христос, тот Иисус из Назарета, который действительно испытал такую жестокую и мучительную смерть на кресте. Но моя весть была принесена моим братьям и сёстрам в духе в то время, когда я ходил по Галлилее и Иудее, путешествовал по другим странам Средиземноморья. Я тогда не висел на кресте. Тогда я и нёс эту весть,  которая должна была остаться в каждом из ваших сердец, чтобы открыть ваши духовные колебания так, чтобы они слились с посылаемыми каждому из нас колебаниями духовного сияния Творца, Отца. А тогда никакого креста не было. И ни о каком искуплении грехов я не говорил. И ни у кого даже в мыслях не было, что я буду так жестоко замучен, однако мою весть слушали тысячи. Мою живую весть живого Иисуса.

Когда меня слушали тысячи, тогда тысячи веровали в мою провозглашаемую добрую весть, тогда никто меня даже в мыслях не называл Христом.  Они радовались мною принесённой доброй вести, которая именно и спасет каждого. Именно добрая весть, а не моя смерть на кресте, которая лишь завершила мою, как смертного, жизнь среди вас. Это само окончание моей миссии. А свою добрую весть я провозглашал много лет. В начале распространяя её в одиночку. Где бы не появлялся, где бы не путешествовал, везде объяснял людям эту добрую весть. А когда я увидел, что люди с большой надеждой и доверием встречают добрую весть, что эта добрая весть их успокаивает и укрепляет, тогда решил, что должен подготовить своих учеников, которые провозглашали бы эту мою добрую весть, когда я уже покину этот мир, когда меня не смогут слушать и видеть, как я обучаю будучи в материальном облике.

И я знал о своём трагическом будущем уходе. И этому уходу не придавал большого значения. Всё своё внимание я сосредоточил на провозглашение доброй вести и подготовку своих учеников, которые эту весть понесли бы по миру и её смело провозглашали бы после моего ухода из этого мира в материальном облике.

Моя добрая весть есть, была, и будет только такой – Отцовство Бога и братство людей  – и кое-кто даже из вас уже сейчас провозглашает даже и расширенную эту самую весть, и это является истиной –и братство всего творения. Но две тысячи лет тому назад я не мог провозглашатьбратство всего творения, так как людское понятие о творении было очень узкое. Сегодня оно тоже ещё очень узко, хотя уже появляется всё больше и больше людей, понимающих, что их мир это не единственная планета, на которой есть жизнь. Точно так же всё больше и больше появится таких ваших братьев и сестёр в духе, вглядывающихся в творение еще более проницательным взглядом и понимающих, что имеются не только другие планеты с формой жизни человеческого уровня, но также имеются и миры с божественной жизнью смоделированными различными духовными формами жизни. И всё больше и больше ваших братьев в духе станут понимать, что творение содержит и такую форму жизни, которая занимает промежуточное положение между материальной и человеческой формой жизни и божественной духовной формой жизни. И эта промежуточная форма жизни является переходной формой жизни, формой жизни души, когда из материальной оболочки жизни, или тела, переходит в духовный.

Вот почему я поздравляю всех тех своих братьев и сестёр, которые уже сейчас мою благую весть расширили от Отцовства Бога и братства людей до братства всего творения.

Когда я был в этом мире в человеческом облике, я должен был подстраиваться под человеческие понятия того времени. Но я хотел настолько усилить эти понятия, настолько их выпрямить, насколько они были искажены. Я и вам не могу говорить о том, что ваш разум понять сегодня не способен. Но вы должны знать, что действительность настолько сложна, настолько разностороння, что её понять до конца невозможно даже мне, хотя моё происхождение божественно, ибо я напрямую произошёл от Божества. Но такое незнание до конца действительности и обеспечивает стимулирование для стремления к еще большему и стремления к тому, что ещё не познано, так как сама действительность развивается Творцом, который суть бесконечен и вечен. И только Ему известна вся панорама действительности.

Когда я был в человеческом облике в этом мире, тогда я мог себе позволить очень осторожно расширять духовные колебания человеческого сознания. Даже и моя добрая весть большинству была слишком ослепительной. Однако все люди доброй воли, простые и бедные люди, очень искренне слушали мою благую весть – Бог Отец один на всех людей, а все люди братья. И кто только уверует в эту благую весть, того Отец принимает в своё царство.

Мне было намного ближе разъяснение о Всеобщем Отце и Его великой семье, но такое учение для евреев ещё не было понятным, что Бог Отец имеет свою семью, которая одна и всеобщая, как для язычников, так и для иудеев, которые веруют в Отца. Для  евреев было слишком тяжело видеть себя в одной семье с язычниками, которые, по их понятию, были неверными и недостойными такого же внимания и такой же любви, как и верующие иудеи.

Поэтому мне необходимо было подстраиваться под весть об ожидании прихода Мессии, когда поколениями ждали, что придёт Мессия и займёт свободный трон царя Давида, и всех их освободит от ига неверных язычников. В такой обстановке понятие семьи было бы слишком ярким и слепящим светом. Из-за такого умаления света своего учения я чувствовал определённую грусть, что сам вынужден искажать своё собственное учение об Отце. Но компромиссы необходимы, если хочешь достичь менее развитый, в духовном смысле, человеческий разум. И я этот компромисс сделал преднамеренно.

Иудеям, как и другим верующим, я ввёл метафору не духовной семьи Отца, а небесного царства.