Когда я был, и в самом низком вашем облике материальной, человеческой плоти, и когда мое человеческое сознание тоже находилось на самом низком уровне смертного человека, тогда я тоже не мог понять, кто же таков Иагова-Иагве, как евреи называли Бога Израиля, Отца Израиля. И мне, даже ребенку, было непонятно, зачем существует какая-то более высокая Сила, которую называют Отцом Израиля, и которого надо бояться, иначе он накажет, если ему не подчинишься.
Как может любящий Отец наказывать своих детей, если даже человеческий отец старается найти способ, как достучаться до ума своего ребенка, чтобы тот понял его учение и объяснение, а не сразу бросаться наказывать, если ребенок чего-то не понял и сделал не так, как об этом просил его земной отец.
Мне было непонятно, что такая Высшая Сила, может вести себя хуже земного, да еще немудрого отца, чтобы требовало жертвоприношения живых ягнят или других животных и птиц, чтобы человек дождался вознаграждения от неё.
Моим умом такое дело выглядело, что такая Высшая Сила, еще называемая Отцом Израиля, должна была обладать меньшей мудростью чем земные родители, которые не требовали от своих земных детей убивать каких-либо живых существ для того, чтобы они полюбили своих земных детей.
И когда такие мысли постоянно меня сопровождали, мне не у кого было спросить, почему такой немилосердный Бог, почему Он такой мстительный, почему Его надо бояться и всегда Ему подчиняться, почему я с Ним не могу общаться напрямую, а только через раввинов?
Мой собственный разум не мог отыскать самому себе вразумительных ответов, чтоб аргументы были весомы. И ему не оставалось ничего другого, как взяться разговаривать с собой. И такой поворот взгляда вовнутрь себя приносил все более и более растущее удовлетворение, так как неожиданно для самого себя, почувствовал, что нахожу и ответы. И такие ответы мне были важны настолько, что я стал все больше и больше увлекаться этим разговором с собой.
А почему же мой разум не должен руководствоваться получаемыми ответами, хотя и не понимая, как эти ответы к нему приходят? Несмотря на это я все крепче стал верить этим ответам, что Бог действительно никого не наказывает и не обижает, Он любит и светит, а только люди из-за страхов своих предков боятся этого ответа, так как не знают, что такие вопросы, какие спрашиваю и я, могут себя спрашивать сами. И сами получать такие ответы, которые их успокоят и объяснят, как им впредь не бояться Бога, что Он каждый раз их может наказать. Я даже и не зная источника этих своих мыслей, которые все глубже и проницательнее стали овладевать моим разумом, на них стал полагаться все больше и больше. Но об этом не мог поговорить откровенно ни с кем, так как даже моих намеков, что Бог любит не меньше земного отца, и не наказывает больше земного любящего отца, никто не только не хотел понимать, но даже не хотел об этом говорить.
Поэтому я снова был вынужден точно так же и в дальнейшем по таким вопросам говорить с самим собой. И с очень раннего возраста. А так как мои собственные мысли все больше различались с мыслями, господствующими в моем окружении, то люди очень быстро раздражались, если что-нибудь я говорил не так, как они были обучены своими родителями, родителями родителей, и так называемыми писаниями всех ранних поколений. Вот почему мое окружение мне действительно ничем не могло помочь в нахождении ответов на возникающие все новые и новые вопросы.